КЕН О СЕБЕ

КЕН РЕЙНОЛДС - ФОТОГРАФ

[ Кен написал эту автобиографическую пьесу в 2009 году ]

Серый ноябрьский день начала 80-х. Поезд из Нюрнберга проезжает далекие еловые леса и заснеженные деревни, дома свежие от краски, везде спокойный порядок. А потом граница. Когда поезд подъезжает к станции, я вижу солдат, равномерно расположенных по платформе. Как только мы останавливаемся, они уже на борту проверяют потолочные панели в коридорах. Другие чиновники проверяют паспорта, визы и багаж. Они вежливы, эффективны и внимательны. Через час все готово, и мы уезжаем из Хеба. Я еще раз перешагнул железный занавес. Это земля музыки Дворака и Яначека, фильмов Милоша Формана, фотографий Йозефа Судека; это Чехословакия. Это мой ежегодный отпуск из большого, постоянно растущего адвокатского бюро Эдинбурга, где я отвечаю за здание, содержимое и оборудование. Я снова убегаю от скрупулезного порядка, который мне нужно создать в своем офисе, в жестко контролируемую, но почему-то очень взлохмаченную землю. 

Поезд везет меня в Прагу через пологие лесистые холмы Богемии. Но городские пейзажи, которые я вижу, очень разные. Здесь царит атмосфера упадка и забвения. Цвета - блеклый грязно-розовый и поврежденный красный. Это то, что я собираюсь сфотографировать. Раньше я снимал городские пейзажи Праги, но теперь хочу посмотреть повнимательнее - взглянуть на поверхности. Из этих картин выйдет моя первая большая выставка «Пражские стены» в Эдинбургском художественном колледже в 1984 году.

Найти аналогичный материал дома казалось практически невозможным, пока однажды в воскресенье я не обнаружил приходящие в упадок доки Лейта в северном Эдинбурге. Там, во время неоднократных визитов с фотоаппаратом среднего формата и цветными прозрачными пленками, я обнаружил ржавые борта кораблей и металлические пластины, разбросанные на пустыре. У них были цвета и случайные отметины, которые при тщательном отборе могли выявить альтернативные разлагающиеся пейзажи - и в конечном итоге привести к новой выставке «Тайные пейзажи». Эта выставка была показана в Шотландии в 1991 году, а затем объехала шесть городов Чехословакии, страны, которая изначально ее вдохновила, а затем, в последующие годы, побывала в Польше (пять городов) и, наконец, в Германии (Дрезден, Галле, Котбус и Нюрнберг) под эгидой Британский совет.

В течение этих лет мое воображение питалось не только путешествиями по Европе, но и богатством Эдинбургского фестиваля и кинофестиваля, которые принесли театр из Грузии, фильмы из Восточной Европы и России, музыку практически отовсюду. Фильмы Тарковского произвели глубокое впечатление, в то же время за ними стояла поэзия великих русских поэтов, особенно Мандельштама и Пастернака. Я был погружен в музыку, изучая более глубоко Яначека и Бартока, а также авангард Запада. Не менее важен был великий свет и пространство Тернера, Ротко и абстрактных экспрессионистов, а также монументальный металл Серры; также фигуры Джакоммети. Я понял, что все это влияет и вдохновляет на то, как я видел и создавал картины. Музыка побудила меня начать изучение возможностей фотографирования музыкантов в черно-белом режиме. 

А потом это случилось совершенно неожиданно. 1992. Глазго. Трамвай. Трамвайный навес, переоборудованный для выставок искусства и исполнительского искусства. Русский театр. Черное и белое. Набор был просто матово-черными стенами. Сгребенный этап был белым снегом. Это был набор для Гаудеамуса. Я приехал в последний момент по приглашению переводчика с английского и понятия не имел, чего ожидать. Спектакль Санкт-Петербургского Малого драматического театра и его режиссера Льва Додина. В нем рассказывается об отряде в первые дни тренировок в армейской казарме. Она блестяще задумана и реализована большой молодой компанией с большим мастерством. Я сидел в изумлении, момент за моментом видя в уме отдельные картины. К концу выступления я говорил себе: «Что бы я ни делал, я должен сфотографировать эту работу». Но я никогда в жизни не фотографировал пьесу, не говоря уже о пьесе такого роста, как Гаудеамус Додина. На следующий день Малый уехал, прошел год, а желание осталось. Затем, в августе 1993 года, Михаил Туманишвили привез в Эдинбург Студию грузинских киноактеров со своим спектаклем «Сон в летнюю ночь» . Это была компания, которую я знал с первого визита в 1989 году. Они любезно согласились разрешить мне поработать над одним из спектаклей. Это был первый раз, когда я фотографировал пьесу. К моей радости, фотографии сработали, они остались довольны, я был доволен, как и Лев Додин, когда я показал их ему в начале их тура по Великобритании в 1994 году. Он сразу же согласился, что я могу фотографировать его работы всякий раз, когда найду способ присутствовать, и с тех пор был верен своему слову.

С самого начала я работал над репетициями и выступлениями, никогда не делал фото звонков и никогда для рекламы. Неизменно с одной позиции, лучшее, что я мог согласовать, используя очень быструю черно-белую пленку и, конечно же, без вспышки. С 2005 года большая часть работы была проделана в цифровом формате. Никогда не сдавался. Никогда не платил. Таким образом, в художественном отношении я был сам себе хозяином, пытаясь уловить суть, напряжение и движение замысла режиссера и его актерскую реализацию драмы. 

Как только я начал работать над этим проектом, меня не отпускали. Я искал выступления из России и Украины на Западе, на которые я мог попасть, не беря отпуска больше, чем на день или два. Затем, в ноябре 1995 года, я впервые приехал в Москву и с большой помощью американского театрального критика Джона Фридмана из Moscow Times я смог увидеть и сфотографировать в спектакле 18 спектаклей за 14 дней. С тех пор эта работа постепенно расширялась, подчиняясь только временным ограничениям дневной работы, но, конечно же, финансируемой ею. 

Художественная цель всегда оставалась неизменной - создавать образы, которые могут интриговать, ставить под сомнение и стимулировать воображение, при этом зритель не обязательно будет знать что-либо о постановке. Их ловят за доли секунды - один момент сработает, следующий - нет. Выбор времени имеет решающее значение для движений тела и лиц актеров в их взаимодействии друг с другом и их окружением, а также для их собственной внутренней, интуитивной реакции на то, что является сущностью и атмосферой. Всю свою жизнь я знал о кажущейся случайной симметрии, а также о том, как многие вещи меняются по отношению друг к другу, просто сделав один или два шага. В театре я все еще нахожусь, и это актеры постоянно двигаются по отношению друг к другу и к съемочной площадке. Мой глаз, кажется, мгновенно улавливает и образует непредусмотренные параллельные линии, образованные движущимися руками и ногами, когда они движутся по декорации и держатся за опоры. Это происходит почти подсознательно, потому что концентрация должна быть на глазах и постоянно меняющемся выражении лица. 

Мне посчастливилось работать с некоторыми из лучших и самых новаторских режиссеров, их компаний и актеров, как на очень ранних, так и на заключительных репетициях, иногда с многомесячным интервалом, а часто и во время реального выступления без какой-либо предварительной возможности увидеть постановку. Традиции и этос выступлений сильно отличаются от моей родины. Традиции, складывавшиеся более чем за 100 лет, требуют тщательной подготовки и долгих репетиций, а успешные произведения остаются в репертуаре на долгие годы. Гаудеамуса все еще можно увидеть, возможно, один или два раза в программе на целый месяц «В Санкт-Петербурге». Кама Гинкас, с которым я впервые встретился во время того визита в Москву в 1995 году, пригласил меня сфотографировать его новую камерную пьесу «КИ от преступления» по роману Достоевского « Преступление и наказание» с Катериной Ивановной и ее тремя детьми 6, 8 и 10 лет. в Москве он объездил весь мир. В последний раз я снимал его в Нью-Йорке в 2005 году, актриса была той же самой, но теперь с четвертым поколением детей, а молодой россиянин из Нью-Йорка заменил того, кто появился на Bard SummerScape двумя годами ранее. 

Естественным побочным продуктом поиска картинок, которые могут стоять сами по себе, не зная о постановке, является то, что спектакль был сфотографирован целиком, обеспечивая запись полного 2-4-часового представления, момент за моментом. Этот рекорд стал результатом желания запечатлеть работу в перформансе, и в целом он постепенно сформировал архив значимых российских и восточноевропейских театров в критический момент его истории - в первые посткоммунистические годы с 1993 года до наших дней. В сопроводительном списке показаны масштабы этой работы, а также выставки на сегодняшний день, в том числе моя выставка, основанная на международных постановках Чехова в Государственном Русском театральном музее имени Бахрушина в Москве в 2007 году.